- Вы играете в спектакле  молодого преуспевающего адвоката. В чем изюминка этой роли?

- После армии я сам хотел стать адвокатом. Вернулся в свой родной Тольятти в 93-м. Работал на АвтоВАЗе мастером по ремонту оборудования пищеблока. И все думал, кто у нас зарабатывает большие деньги? Получалось, что адвокаты. Полгода готовился к юрфаку, но... за компанию поступил на театральные курсы.

  Что касается роли Пола Брэттера, он очень сильно влюблен в свою жену Кори, слепо выполняет все ее  прихоти. Но наступает  прозрение, Пол начинает анализировать поступки любимой. А в конце, как это часто бывает в американских пьесах, не выдерживает и пытается устроить пьяный бунт.

- Спектакль заканчивается феерически, с индийскими танцами и песнопениями,  как в знаменитом оскароносном «Миллионере из трущоб»...

- Мы немного поправили образ соседа четы Брэттеров, он стал у нас носителем индийской культуры. Индия привязана не случайно, действие происходит в конце 60‑х - начале 70-х, а в эти годы в Америке очень увлекались разными индийскими течениями. В финале спектакля мы все танцуем и поем по-индийски. В общем, получилась смесь американской мелодрамы и голливудского кино.

- Сами никогда не увлекались индийской культурой, кино или, скажем, йогой?

- Йогой занимаюсь немного, но она для меня скорее как утренняя разминка. И для здоровья,  и для профессии полезно. Скажем, я отрегулировал с помощью йоги дыхание. Если в спектаклях ты одновременно и танцуешь, и поешь,  как в «Босиком по парку», правильно дышать - очень важная вещь.

- А еще чему специально обучались, готовясь к той или иной роли?

- Я сейчас много читаю книг о том,  какими были люди в середине XIX века,  во времена русско-турецкой войны. Мы в прошлом году отсняли четыре серии фильма «Институт благородных девиц». Мой граф Воронцов, герой войны - такой собирательный образ. Чтобы гордо носить полковничьи эполеты, правильно сидеть в седле, надо много тренироваться. Вот и занимаюсь сейчас  верховой ездой, фехтованием.

- Где-то прочитал, что в детстве вы хотели стать егерем...

- Да, мечтал уехать в сибирские  леса, охотиться на белок, бить им прямо в глаз из ружья. Дед у меня был охотник - ходил на волков, на лис, зайцев. И меня порой брал с собой. Выходили рано утром верхом на лошадях, у каждого своя гончая на поводке. Сверху смотрим - заяц бежит. Командуешь: «Куси!» Не «фас», а именно - «куси». У охотничьих собак и сторожевых разные команды. Например, вместо «фу» - «отрыщь» и так далее. Так вот, гончая, услышав «куси», в два прыжка настигала зайца. Там и ружье не надо было применять... 

- Тем не менее вы стали не егерем, а актером. И учились в Школе-студии МХАТ не у кого-нибудь, а у самого Олега Николаевича Ефремова!

- Конечно, это был замечательный педагог, с огромным чувством юмора. Я любил его пародировать. У нас был однажды показ по драматургии Виктора Розова. Мы стояли в перерыве с моим однокурсником, и я с непередаваемой на бумаге ефремовской интонацией стал своего товарища напутствовать: «Ну, Андрейка, посмотрел я на тебя. Посмотрел... Интересный ты такой, необычный в этой роли! Я тебя таким... Здрасьте, Олег Николаевич!» В этот момент мимо проходил Ефремов. «При-ве-е-т!» - как всегда, растянуто и мягко ответил Олег Николаевич. Он слышал наш разговор, вообще знал, что я его иногда пародирую, но прощал мне подобные «дерзости».

- Бесстрашный вы человек!

- Не скажите. Однажды я испытал настоящий ужас на съемках сериала «Тяжелый песок». Снимали в крещенские морозы, в городе Щорсе, что на Украине. И вот сцена казни моего героя Якова Ивановского. Я стою на пронизывающем ветру в одном исподнем, босиком, на табуретке, с петлей на шее. Вокруг фашисты с автоматами, машины, слепят прожектора.  Между дублями, дрожа от холода, я вдруг вспомнил, как в детстве, смотря фильмы про войну, я  представлял себя на расстреле. Как бы я повел себя во время казни? Но тогда я только пытался это представить, а тут, на съемках, с петлей на шее,  я вдруг отчетливо осознал, что чувствовали  люди за несколько минут до смерти. Им было наплевать - холодно-не холодно, мороз-не мороз. Смерть смотрела им прямо в глаза. Светят прожектора, надрывно лают овчарки, дует ветер, причитают бабы. И было такое полное погружение во время, в образ, что мне стало реально жутко. И ничего не надо было играть -  мне было страшно  до оцепенения!.. Что, собственно, и требовал от меня режиссер.