-
Существует такая вещь, как предпремьерное волнение. Чего вы
боялись перед новосибирским выступлением?
Александра Урсуляк: Я скажу честно – я не боялась. Я больше
не за себя волнуюсь, а за своих коллег, которые начинают, которые
выходят раньше, и смотрю на них из-за кулис. Вот за них я очень
волновалась. За себя меньше почему-то. Может быть, потому, что у
меня нагрузка смысловая поменьше. Я из-за кулис посылала свою
энергию.
Александр Матросов: Кстати, это единственный спектакль в нашем
театре – к сожалению – когда коллеги бегают смотреть со сцены своих
партнёров из-за кулис. То есть обычно спектакль поставлен, и в
первые два выступления мы понимаем, как он должен идти… а потом
бросаем смотреть. С этим – не так.
Алексей Франдетти: Для меня было открытием, когда вдруг на премьере
я случайно обернулся в сторону кулис, и увидел, что все ребята стоят
и смотрят. И я прямо почувствовал этот флюид поддержки. И подумал:
«Ну слава Богу! Можно дальше что-то делать».
- Расскажите о себе.
Александр Арсентьев: Знаете, я нигде ещё не играл, нигде не
снимался, в первый раз играю на сцене.
Александра Урсуляк: А я училась вместе с Сашей Матросовым. У Козака
и у Брусникина. А Саша учился на четыре года старше нас в мастерской
Ефремова.
Александр Матросов: Я сибиряк, из города Красноярска.
Александра Урсуляк: Это ведущий артист нашего театра, между прочим.
Если заболеет Матросов, то повалится весь репертуар, потому что нет
спектакля, в котором Матросов бы не играл.
Александр Матросов: Теперь мне совсем нечего вам рассказать.
Но как решили стать актёром?
Александр Матросов: «Повезло» - вот, наверное, главное слово.
Артистом не собирался становиться. Зараза эта в меня попала где-то в
седьмом классе, я тогда поступил работать в театр пародии. И потом
подумал: почему бы не попробовать поступить в Красноярский институт
искусств? Меня посмотрел мастер по знакомству. Сказал; «Если рядом с
тобой будет стоять парень, который не будет трястись, как ты, то я
возьму его». Я на самом деле очень волновался. Но поступил. Три года
там отучился, и за год до диплома убежал в Москву. Подумал, что если
я не поступлю в Москву, то мне нечего делать в этой профессии. Но
опять же повезло, и я поступил к замечательным педагогам Алле
Борисовне Покровской, Роману Евгеньевичу Козаку и Дмитрию
Владимировичу Брусникину. Везло и с педагогами, и с людьми, которые
работали вместе со мной, учили меня. Замечательный коллектив в
театре Пушкина. Атмосфера такая домашняя. Все с ней сталкиваются и
удивляются, когда приходят работать. Нет этой закулисной
обсуждаловки, этой грызни: «я хочу эту роль, поэтому я подставлю
того-то». Во всяком случае, я об этом не знаю. Не возникает ощущения
второго дна.
Есть ли у вас роль мечты, та, которую вы очень хотите сыграть?
Александр Арсентьев: Наверняка такие мечты есть у каждого. Я для
себя этого не формулирую, потому что как только сформулируешь для
себя мечту, она случается. А потом? К чему дальше-то стремиться?
Наверное, я не отношусь к той категории актёров, которые мечтают
сыграть Гамлета. С любой ролью, которая попадается в творчестве,
встречаешься, наверное, пытаешься сделать её как роль, к которой шёл
всю жизнь. Только при этом отношении она у тебя получится. Я бы так
ответил.
Александра Урсуляк: У меня тоже, кстати, нет какой-то определённой
мечты: сыграть что-то. Но могу сказать, что пока что меня баловали
хорошими ролями. И мне всегда предлагали очень хорошие роли. Очень
хорошие. И никогда так не было, чтобы я мечтала их сыграть. Мне их
предлагали, и я влюблялась в них во время того, как мы репетировали.
Я надеюсь, что и дальше так же будет.
Алексей Франдетти: У меня есть чёткий список (дружный хохот коллег –
корр.) тех ролей, которые я хочу сыграть, но озвучивать его – мы же
говорим о мечте, а, следовательно, мне очень хочется, чтобы она
сбылась – озвучивать что-то конкретное мне бы не хотелось, потому
что я правда очень хочу, чтобы это случилось. Для каких-то ролей, я
понимаю, нужно ещё дорасти. Не хватает просто опыта, внутренних сил,
ещё чего-то. Но, скажем так, мне бы очень хотелось поработать с
французским экзистенциализмом.
Александр Матросов: Значит, так. Моя позиция трагична. Потому что я
мечтал сыграть Ромео. До сих пор мечтаю. Я понимаю, вы смотрите на
меня, и вам кажется, что роль не моя… Да, это роль возрастная! Это я
заявляю всем. Мальчик не может сыграть Ромео. Либо ставить это
должен гениальный режиссёр-педагог. Это раз. Два. Я мечтаю сыграть
Гамлета. Но две сцены из него. Если надо озвучить, какие, могу
озвучить. Нет, не с Йориком. Это похороны Офелии и сцена с Гертрудой.
Отелло. Видите, мазками такими идём – Шекспир сплошной… Я играл
Отелло в дипломе, но это была такая урезанная версия. Роман Ефимович
Козак ужал пьесу до полутора часов. То есть взяли основную «рыбу». Я
буквально душил Дездемону, она убегала за кулисы, я выходил, говорил
ещё два слова – финальный монолог – и… всё, и вот. Умирал типа.
Как-то это была такая не печальная история. Такая она была немножко
с юмором. У нас не было трагедии. Все трагические куски мы как-то
вырезали. Для школьного возраста, так сказать. Если не Шекспира, то
«Что случилось в зоопарке», роль Джерри.
-
Вам не обидно, что только Лазарева выделяли?
Александр Арсентьев: Не обидно. В том, что выходило, говорилось
всегда о коллективе.
Александра Урсуляк: Я, например, пришла в этот спектакль намного
позже, когда его играли почти два сезона. И я пришла только по одной
причине – потому что он мне очень нравился. Самое главное – что мне
нравится атмосфера внутри постановки, что это очень командный
спектакль, когда один подхватывает другого, и каждый друг за друга
болеет. Он именно командный, он не соревновательный, на мой взгляд.
- Вы брали специальные уроки вокального мастерства?
Александр Арсентьев: Мы с этим родились (дружно смеются). Конечно,
есть специальная подготовка. Ты готовишься к роли, к тому, чтобы
зритель в зале слушал и не верил, что мы поём вживую. Когда мы
играли в Москве, многие говорили: ну вот, опять начали петь под
фонограмму. А мы поём вживую. И очень многие не верят, что можно
бегать – и петь. Можно скакать – и петь чисто, без дыхания. Все
привыкли, что эстрадные артисты поют под фонограмму. Это подготовка,
профессия такая. Но была подготовка, а как же. На первые спектакли
ведь шли люди искусства. Они видели название – «Одолжите тенора» - и
ради только названия шли посмотреть, как поют там оперные партии. И
для некоторых оперных певцов было удивление. Например, у нас есть
дуэт с Бяковой в начале второго акта, и они удивлялись: как поют без
аккомпанемента?
- Как вы находите новосибирскую публику?
Александр Арсентьев: Интеллигентный зритель. И, по-моему, несколько
неготовый.
Александр Матросов: Да и мы особо тоже.
Арсентьев: Зрители разные совсем. И, получается, тот, который был в
Сочи, в Питере, в Москве… Здесь очень долго к нам присматривались.
АлександраУрсуляк: Я заметила, что смехи были в совершенно разных
местах. И неожиданные, не общим залом… У всех было всё свое. Первое
время – первые пятнадцать минут – было так: «Аааа…».
Арсентьев: Друг к другу так пристраивались. Поэтому финальный приём
был неожиданным очень. Потому что присматривались долго-долго-долго,
а потом вроде как: «…эх, хорошо!». Подружились.
- Ваши друзья были на спектакле?
Александр Матросов: Два моих друга были. Работают в театре «Глобус».
Это Алексей Крикливый, режиссёр, и Илья Паньков, артист. Они
профессионально смотрели. Хохотали, отдохнули.
- Требовалось ли адаптировать спектакль к новой сцене?
Александр Арсентьев: Адаптация по техническим вещам, наверное, да,
происходит всегда, потому что разные площадки. Адаптация всегда
происходит в каждом спектакле, независимо, в Москве ты играешь или
куда-то приезжаешь. Всегда разный зал. Именно площадка. И зритель
всегда разный. Очень нужно подружиться, познакомиться. В
Новосибирске, например, у всех участников спектакля было ощущение,
что мы играем премьеру. Волновались, всех колотило, всё это очень
ответственно. Не то что когда играем в третий, четвёртый раз
спектакль и расслабились: всё прекрасно… Такого не было. Очень
страшно. Очень. Как будто в первый раз с парашютом прыгаешь.
- С «Тенора» уходили. Почему? Не готовы?
Александр Арсентьев: Зрители всегда уходят. Нет ни одного спектакля,
с которого бы зрители не уходили. Невозможно понравиться всем. Мы же
не мёд, не золото всё-таки. Кому-то нравится, кому-то нет, значит,
кто-то уходит. Кто-то принимает, кто-то не принимает. Это нормальный
театральный процесс.
Алексей Франдетти: Я смотрел спектакль четыре раза как зритель. И
приходил на него постоянно, просто потому, что получал огромное
удовольствие, равно как и все те люди, которые находились со мной в
зале в этот момент.
А теперь – как и было обещано в начале, о Максе.
И на сцене, и в жизни Алексей Франдетти производит впечатление
скромного молодого человека. Но, присмотревшись, понимаешь, что не
так всё просто. Алексей закончил всероссийский государственный
институт кинематографии в 2006 году. Играл главные роли в мюзиклах
«Ромео и Джульетта», «Маугли», «Золушка» (Театр оперетты). 8 декабря
он сыграл в этом театре премьеру – мюзикл «Рикошет». «Собственно,
случилось такое событие в жизни – меня пригласили в этот спектакль.
Я почувствовал: пригласили не просто в спектакль – пригласили в
команду, в семью», - говорит Алексей.
- Вас позвали, чтобы вернуть спектакль в репертуар. Стало быть,
вы хорошо поёте?
- Это вы услышите вечером.
- Не «давило», что это чужая одежда, чужая роль? Хотели повторить
рисунок роли или вы принципиально вносите что-то новое?
- Нет принципиальной позиции делать конкретно по-другому, просто
чтобы сделать по-другому. Когда есть какие-то вещи, когда они
сделаны хорошо, то почему нужно что-то менять? Тем более есть
внешний рисунок роли, очень чёткий, вплоть до па. Просто необходимо
работать в нём: если ты вовремя не откроешь дверь, в неё, не дай
Бог, кто-то впишется. Есть чисто технические вещи. А внутренне,
естественно, я пытаюсь… У меня есть чисто моё отношение к роли, и
невозможно привнести что-то другое, это только мой взгляд на те или
иные события, которые происходят с героем.
Франдетти – это не псевдоним, как могло показаться, а настоящая
итальянская фамилия. Восточных кровей, говорит Алексей, в нём нет
абсолютно, за исключением того, что он родился и вырос в Ташкенте.
Сегодня он «разрывается» между тремя театрами: имени Пушкина,
Оперетты и Центром драматургии Казанцева и Рощина. Пока пытается
совмещать работу в этих театрах и вполне доволен.
- Самая-самая роль – это какая?
- Невозможно сказать, что самая вот эта моя любимая роль, эта –
нелюбимая. Так получилось, что все роли, которые на сегодняшний день
сложились в моей жизни – это не просто «меня кто-то там на них
назначил, потому что я не нахожусь в труппе ни одного театра».
Каждую я хотел получить, и она была заслужена, и не просто так она
свалилась на голову, она была получена потом, кровью, каким-то
трудом. Поэтому каждая роль, будь то Маугли, Ромео или Макс – для
меня каждая очень ценна.
- Хотели стать звездой?
- Конечно, я буду кривить душой, если буду говорить, что не хотел.
Когда-то, может быть, стояла конкретная задача – стать звездой. А со
временем просто приходит желание хорошо сделать эту работу, хорошо
сделать вот эту работу. И звёздность – уже просто результат,
следствие, которое приходит за тем, что ты сделал. Поэтому главное
на сегодняшний день – справиться с поставленной задачей.
